«Для меня Евгений Евтушенко — голос целой эпохи. Да, наравне с другими самобытными авторами: Вознесенским, Рождественским, Бродским. Но Евтушенко не один из хора, он запевала, который задавал ритм, настроение. Темы его творчества – злободневные темы времени. Однако большой поэт обладает уникальным даром: говоря о своей эпохе, он формулирует идеи, далеко выходящие за пределы современности, идеи, которые воспринимаются нами, потомками, как универсальные истины», — рассказала Анна Подковальникова.

Евгений Евтушенко — поэт-шестидесятник и яркий чтец-оратор собственных стихов, ставший главным трибуном послесталинского периода в истории нашей страны подобно Маяковскому в раннем СССР. Как поэт он запомнился публике широкой гаммой настроений и жанровым разнообразием. Как режиссер и издатель он открыл для советского читателя, слушателя и зрителя плеяду новых имен в искусстве, а как автор пятитомника «Десять веков русской поэзии» он вернул русской литературе десятки, если не сотни имен, прежде забытых.

«На мой взгляд, очень современно и своевременно звучат стихи Евтушенко о предназначении человека, о Родине, о патриотизме. Евгений Александрович не задается вопросом, что Родина сделала для него, за что её можно любить. Его чувство к России безусловно, как любовь к матери. Недаром говорят, что если вы можете сказать, за что любите, то это не любовь, а благодарность. В стихотворении «Идут белые снеги» Евтушенко говорит о любви к России бескорыстной и жертвенной. В этих строках, на мой взгляд, отражается идеализированное, немного кинематографическое восприятие ранней советской эпохи молодых и уверенных в будущем строителей коммунизма, и в то же время завет, урок для нас, как нужно расставлять приоритеты в жизни», — заявила Анна Подковальникова.

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

И надеждою маюсь,

(полный тайных тревог)

что хоть малую малость

я России помог.

Пусть она позабудет,

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

Доцент кафедры отечественной литературы рассказала также, кто такие шестидесятники, и почему ни до, ни после них поэты не собирали стадионы:

«Феномен шестидесятников напрямую связан с понятием оттепели. В эту эпоху совпало несколько значимых факторов: временное послабление цензурного давления, не формальная, а фактическая нормализация мирной жизни после окончания Великой Отечественной войны (страна поднималась из руин, жизнь окончательно входила в мирное русло), триумф советской научной мысли – полет Юрия Гагарина в космос. Всё это будоражило людей, побуждало их мечтать о великом, вершить всё новые и новые славные дела. Сейчас мои слова могут показаться пафосными, неоправданно бравурными, но для меня шестидесятые – время энтузиастов, которые вместе строили БАМ, вместе воскрешали страну, вместе заполняли стадионы, чтобы послушать поэта, который говорит с ними на одном языке, говорит о том, что они видят вокруг, о том, что их волнует. Люди приходили послушать не что-то из серии «я художник, я так вижу», не псевдоинтеллектуальные экзерсисы, а поэмы «на злобу дня»: «Мастера» Введенского, «Письмо в тридцатый век» Рождественского, «Братская ГЭС» Евтушенко», — отметила Анна Подковальникова.

В одном из своих стихотворений Евгений Евтушенко точно сформулировал, в чем он видит задачу поэта в России:

Поэт в России - больше, чем поэт.

В ней суждено поэтами рождаться

лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,

кому уюта нет, покоя нет.

Поэт в ней - образ века своего

и будущего призрачный прообраз.

Поэт подводит, не впадая в робость,

итог всему, что было до него.

Исходя из этой логики сейчас поэты не собирают стадионов, потому что народ не признает их своими глашатаями. Но не только содержанием стихов поэты-шестидесятники собирали залы — в это время как никогда ценится мастерство исполнителя и умение подать материал, и Евтушенко был эталоном для современников.

Очевидец первого визита Евтушенко в город Братск с премьерой поэмы «Братская ГЭС» писал: «Поэт стоял один на сцене, но только он начал читать, как создалось впечатление, что на подмостки спустился хор древнегреческих времен. Когда прозвучала история Нюшки и ее губошлепого Трошки, усыновленного бригадой, сидевшая в моем ряду молодая бетонщица, держа на руках малыша, затрудняясь по этой причине аплодировать, встала, подняла ребенка над головой, и уже не понять было, ей или поэту рукоплещет поднявшийся вслед за нею зал...»

«Евтушенко всегда был очень ярким, броским, иногда вызывающе-дерзким. Это прослеживается и во внешности, и в стихах. Я уже вспоминала его стихотворение «Идут белые снЕги» 1965 года. Помимо неологизма «снЕги» норма ударения нарушена и в первом слове – «Идут». В дальнейшем тексте стихотворения подобных нарушений нет, но первая строчка мгновенно завораживает вас своей вызывающей неправильностью, заставляет слушать и вслушиваться, а в итоге застревает в памяти навсегда. Таков и сам Евтушенко: он цепляет с первого взгляда, заставляет всматриваться, вслушиваться в его строки, произносимые нараспев, и всё – магия свершилась», — поделилась Анна Подковальникова.

Евгений Александрович был автором в том числе замечательных песен: «Сережка ольховая», «Со мною вот что происходит», «А снег идет», и пик его творчества совпал со временем наиболее удачного симбиоза поэзии и эстрады. Филолог ЮФУ рассказала, где современные авторы литературно-богатых песен:

«Современная русская литература очень обширна, разнообразна и интересна, но крайне мало востребована современным массовым читателем. Так и песни, написанные современными поэтами, не становятся попсой, не звучат из каждого утюга — под них неудобно «отрываться на корпоративе». Да и во времена Евтушенко создавалось огромное количество песен, но далеко не все они стали народным достоянием. Подождем лет двадцать и посмотрим, какие песни начала XXI века будут вспоминать на занятиях по истории русской литературы», — подытожила Анна Подковальникова, и процитировала свои любимые строки из творчества Евгения Евтушенко:

Дай бог слепцам глаза вернуть

И спины выпрямить горбатым.

Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,

Но быть нельзя чуть-чуть распятым.

[…]

Не крест – бескрестье мы несем,

А как сгибаемся убого.

Чтоб не извериться во всем,

Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай бог всего, всего, всего

И сразу всем – чтоб не обидно…

Дай бог всего, но лишь того,

За что потом не станет стыдно.