«Бальмонт удивителен своей музыкальностью, невероятной красотой языка и декадентской эстетикой. А еще своим состоянием лирического «я». Такое количество «я» есть только в стихах Игоря Северянина, но если он разрабатывал эгофутуризм как новое течение поэзии, то Бальмонта просто разрывало от любви к себе, и апофеозом этой любви стало стихотворение «Я — изысканность русской медлительной речи», которое я очень люблю и часто повторяю», — поделилась Светлана Калашникова.

Я — изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты — предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны;

Перепевные, гневные, нежные звоны.

‎Я — внезапный излом,

‎Я — играющий гром,

‎Я — прозрачный ручей,

‎Я — для всех и ничей.

Иван Бунин писал о Бальмонте как о человеке, который всю свою жизнь поистине изнемогал от самовлюбленности, и вспоминал, как тот напечатал свой рассказ, как он гостил у Льва Толстого, как читал ему свои стихи и как Толстой «помирал со смеху», качаясь в качалке. Ничуть не смущенный этим смехом, Бальмонт закончил свой рассказ так: «Старик ловко притворился, что ему мои стихи не нравятся!»

Светлана Калашникова рассказала, что существуют две траектории развития поэтического таланта: первая — снизу вверх, а потом от точки максимума опять вниз (как у Валерия Брюсова), вторая — вверх до определенной точки, а дальше ровно (как у Фёдора Сологуба). Исключение составляет только Александр Блок, который в определенный момент концептуализировал все свое творчество, поместив свои ранние стихи в новые сборники, где они обрели новый смысл. Исходя из этого становится понятно, в каком порядке лучше читать стихи Бальмонта:

«Бальмонт идет по первому пути — от слабых стихотворений к своим пиковым сборникам «Горящие здания» (1900 год), «Будем как Солнце» и «Только любовь» (1903 год). Лично я еще очень люблю сборник «Фейные сказки» (1905 год), это очень нежные поэтические опусы для детей, в которых Бальмонт раскрывается по-новому, но если говорить о поэтическом мастерстве, то самые статусные его сборники — это перечисленные. Все эти сборники написаны им внутри России, до первой эмиграции. Читать поэзию Бальмонта эмигрантского периода очень сложно, потому что в эмиграции он много пережил, очень страдал, сильно тосковал, и писал уже не так органично. Вся искрящаяся красота его стихов рождается именно в России начала ХХ века, когда Бальмонт роскошно чувствует себя в символизме, когда у него толпы поклонников», — подчеркнула Светлана Калашникова.

А вот как высказывалась о Константине Дмитриевиче Марина Цветаева:

«Если бы мне дали определить Бальмонта одним словом, я бы не задумываясь сказала: — Поэт. Не улыбайтесь, господа, этого бы я не сказала ни о Есенине, ни о Мандельштаме, ни о Маяковском, ни о Гумилеве, ни даже о Блоке, ибо у всех названных было еще что-то, кроме поэта в них. Большее или меньшее, лучшее или худшее, но — еще что-то. Даже у Ахматовой была — отдельно от стихов — молитва. У Бальмонта, кроме поэта в нем, нет ничего. Поэтому когда семейные его, на вопрос о нем, отвечают: «Поэт — спит», или «Поэт пошел за папиросами» — нет ничего смешного или высокопарного, ибо именно поэт спит, и сны, которые он видит — сны поэта, и именно поэт пошел за папиросами — в чем, видя и слыша его у прилавка, никогда не усомнился ни один лавочник. На Бальмонте — в каждом его жесте, шаге, слове — клеймо — печать — звезда — поэта»,

В каком литературном приеме преуспел Бальмонт, рассказала Светлана Калашникова:

«Второе стихотворение Бальмонта, которое я часто цитирую на своих занятиях, пародировали и с издевкой припоминали Константину Дмитриевичу все его современники. Это тоже своего рода апофеоз — апофеоз аллитерации Серебряного века. Многие использовали этот прием в своих стихотворениях, но никто не заходил так абсурдно далеко, как Бальмонт в стихотворении «Челн томленья»

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьется

Чуждый чарам черный челн.

Константин Бальмонт также известен как самый деятельный поэтический переводчик своего времени. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона утверждается, что «факт единоличного перевода нескольких десятков тысяч рифмованных стихов поэта, столь сложного и глубокого, как Перси Биши Шелли, может быть назван подвигом в области русской поэтически-переводной литературы».

Тем не менее Валерий Брюсов заявляет: «Есть плохие переводчики, и среди них Бальмонт — худший», а Максимилиан Волошин писал: «Бальмонт знает двадцать языков, Бальмонт перечёл целые библиотеки Оксфорда, Брюсселя, Парижа, Мадрида, Бальмонт перевел испанские народные песни, мексиканские священные книги, египетские гимны, полинезийские мифы… Всё это неправда, потому что произведения всех поэтов были для него лишь зеркалом, в котором он видел лишь отражение собственного своего лика в разных обрамлениях»

Такое отношение современников к переводческом таланту Бальмонта объясняет Светлана Калашникова:

«Константин Дмитриевич переводил очень много, и переводил феерично. Он перевел с английского всего Эдгара Аллана По и Перси Биши Шелли, с испанского перевел Кальдерона и Лопе де Вегу, с немецкого — Гофмана, с французского — Бодлера. Стоило ему съездить в Грузию, он привез перевод Шота Руставели, в Армению — перевод Ваана Терьяна. И даже японские хоку и танка были подвластны его переводческой стратегии. Когда Брюсов называет Бальмонта «худшим переводчиком», он имеет в виду субъективность его переводов. Это отмечали все. Анализируя переводы Шелли, выполненные Бальмонтом, Корней Чуковский утверждал, что в результате получилось «новое лицо» — полу-Шелли, полу-Бальмонт, — и предложил назвать его «Шельмонт».

О жизни амбициозного и претенциозного поэта Светлана Калашникова говорит следующее:

«Чтобы наслаждаться поэзией Бальмонта, знать его жизнеописание совсем не обязательно. Стихи Бальмонта самостоятельны в своей красоте. Биографию можно привлекать, потому что она очень интересная: творил и вытворял невероятные вещи, как и все поэты-серебряники. Мог часами стоять полностью одетый, в костюме, в озере по горло в воде придумывать стихи, мог лечь на брусчатку, чтобы над ним проезжали кареты. Со всеми своими достоинствами и недостатками, Константин Дмитриевич Бальмонт — поэт, у которого действительно есть право так называться, есть право говорить: «Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце».

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце,
‎И выси гор.

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть море,
‎И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре.
‎Я властелин.